Предлагаемая вниманию читателя статья продолжает освещение вопроса о необходимости перехода к ландшафтно-усадебной урбанизации [4], ориентированной на решение таких социальных проблем, как демографическая, здоровье народа, безнадзорность детей, массовая преступность, одинокая старость, структурная и техническая динамичность развития народного хозяйства страны.

Поскольку люди — часть биосферы Земли и не способны к полноценной жизни вне биосферы, начинать рассмотрение проблематики образа жизни общества и его оптимизации в ходе модернизации страны следует с осмысления некоторых сведений, относящихся к взаимосвязям общей биологии и демографии.

В мемуарах генетика академика Н.П. Дубинина [2] отмечено два факта, значимых в русле заявленного подхода:

• исследования популяции мушки дрозофилы фунебрис в Воронеже в 1944 и 1946 гг. показали, что городская среда обитания является для неё значимым мутагенным фактором;
• хромосомный аппарат высших приматов (к которым в биологической классификации относится и человек) в 40-50 раз более чувствителен к воздействию мутагенных факторов, нежели хромосомный аппарат дрозофилы.
• По данным переписи населения 2002 г. приблизительно 73 % населения РФ — городские жители, а 27 % — сельские. При этом более 1/3 горожан проживают в 13 наиболее крупных городах [6].

Т.е. почти 3/4 населения страны постоянно находится под воздействием мутагенных факторов городской среды обитания, а 1/4 общей численности населения — под наиболее сильным воздействием 13 крупнейших городов.  

В прошлом в силу того, что техносфера была значительно менее развита, а городское население уступало по численности сельскому, мутагенное воздействие городов на общество было существенно более слабым. Кроме того на протяжении веков генофонд городского населения постоянно пополнялся не отягощёнными мутациями генами за счёт перетока избыточного для сельского хозяйства населения в города. В настоящее время продолжающаяся на протяжении нескольких десятилетий депопуляция села подрывает возможности такого развития демографии страны в будущем.

Так же необходимо констатировать, что за последние примерно 200 лет в ходе нескольких волн индустриализации и расширения хозяйственной деятельности во многих регионах планеты были уничтожены естественные биоценозы (см., например, [5]). Наряду с урбанизацией это повлекло за собой деградацию личностной культуры чувств миллионов людей и оскудевание их внутреннего мира, какой ущерб в принципе не может компенсировать собой поддельная «духовность» коммерческого телевидения и интернета.

Сказанное означает, что при сохранении в обозримой перспективе политики преимущественного развития нескольких десятков наиболее крупных городов страны в архитектурном стиле «каменные джунгли и царство техносферы» на принципах достижения предельной коммерческой эффективности застройки — под воздействием мутагенных факторов городской среды и под воздействием разрухи на селе — население страны в целом будет в преемственности поколений утрачивать генетический потенциал здоровья и личностного развития. Это повлечёт за собой деградацию культуры и множественные негативные последствия биологического и политико-экономического характера как для каждого из членов общества, так и для общества и государства в целом.

Т.е. модернизация страны, понимаемая исключительно как очередная волна индустриализации, тем более подчинённая коммерческой эффективности частного предпринимательства в условиях нерегулируемого государством рынка, — изначально бессмысленна вне зависимости от возлагаемых на неё надежд, социально-экономических и сугубо политических целей, которые предполагается достичь в результате её осуществления.

Положение дел и тенденции требуют, чтобы в ходе модернизации страны были:

• на большинстве территорий возрождены естественные биоценозы,
• образ жизни подавляющего большинства населения изменился бы так, чтобы:

Люди в их большинстве осознают только некоторые частные аспекты этой многоплановой проблемы без их взаимосвязей друг с другом. К сожалению, сказанное касается и политиков. Это является мировоззренческим (но вовсе не экономическим) препятствием к тому, чтобы эта проблематика была разрешена в исторически короткие сроки, поскольку модернизация страны, отвечающая названным выше требованиями, не может быть осуществлена на принципах рыночного либерализма. Причина этого в том, что нерегулируемый рынок не способен ни к чему кроме, как из поколения в поколения воспроизводить массовую нищету и бескультурье, экологические проблемы, на фоне которых богатое правящее меньшинство сетует на лень и глупость народа.

Поэтому модернизация страны требует содержательно иной экономической науки, на основе которой можно было бы выработать законодательство о финансовой и хозяйственной деятельности и развить правоприменительную практику так, чтобы настроить рыночный механизм РФ [3] на осуществление названных выше целей. Если названные выше цели признать отвечающими потребностям общественного развития, то главнейший вопрос модернизации России — это вопрос об образе жизни и архитектуре поселений (городов, деревень, посёлков). Этот вопрос носит многогранный характер:

• во-первых, это вопрос о доминирующем и сопутствующих видах хозяйственной деятельности жителей поселения, поскольку всякое поселение, в котором люди живут в преемственности поколений, как показывает история, имеет свою экономическую основу и умирает, как только эта экономическая основа исчезает (примером тому — «мёртвые города» США, лидера индустриализации и урбанизации, которые быстро развивались, некоторое время процветали, а потом были заброшены и разрушились) или уничтожается неадекватным государственным правлением (примером чему моногорода и многие сельские поселения России наших дней);
• во-вторых, это вопрос о выборе места поселения среди ландшафтов региона с учётом: 1) воздействия природных факторов, 2) сохранения сложившихся биоценозов, 3) развития инфраструктур, которые должны интегрировать поселение в социально-экономическую структуру страны;
• в-третьих, это вопрос о структуре самого поселения, т.е. вопрос о разграничении в его пределах: 1) жилых зон, 2) зон отдыха в контакте с природной средой, 3) зон ведения доминирующих и сопутствующих видов хозяйственной деятельности, 4) коммутации их внутренними путями сообщения, которые не должны быть элементами транзитных путей, связывающих поселение с остальной страной.
• в-четвёртых, это вопрос о характере застройки жилых зон, а в их преде-лах — это вопрос об архитектуре жилища: его эргономике, конструкционных и отделочных материалах, технологиях и организации строительства и поддержания в исправности на протяжении всего его срока службы, который должен быть не менее 100 лет (в противном случае массовое строительство «времянок» будет неподъёмным делом).

По отношению к существующим поселениям этот комплексный вопрос по сути является вопросом об их реконструкционном развитии, вследствие чего к четырём названным аспектам для многих сложившихся поселений (и в особенности для крупных городов) добавляется ещё два:

1) сохранение памятников истории и культуры и интеграция их в жизнь поселения в настоящем и в перспективе и
2) вывод транзитных транспортных потоков за границы поселений (это необходимо по двум причинам: улучшение условий жизни в самом поселении и повышение эффективности транспортных инфраструктур за счёт увеличения средней скорости перемещения грузов и пассажиров).

Так же необходимо отметить, что жизненно состоятельные ответы на каждый из поставленных выше вопросов обусловлены физикогеографическими факторами региона и конкретного места, где поселение уже существует либо его предполагается построить с нуля.

Эта проблематика имеет своё лицо в городах с населением от примерно 100 000 человек и выше, и своё лицо во всех прочих населённых пунктах с меньшей численностью населения.

Стихийно сложившаяся в условиях предельной коммерционализации всех сфер деятельности ныне действующая архитектурная парадигма застройки городов должна быть изжита в исторически короткие сроки. При её господстве плотность застройки многоэтажками (в том числе уплотняющей застройки в уже сложившихся кварталах) такова, что города обречены на инфраструктурный коллапс, а люди в них — просто фактом своего присутствия — биологически и психологически угнетают друг друга из-за высокой плотности населения.

Тем не менее, как показывает практика реализации в большинстве городов России программы «Доступное жильё», происходит повторение градостроительной ошибки конца 1950-х — начала 1960-х гг., когда так называемые «хрущёвки» стали основным типом городского жилища. Их пороки воспроизводятся ныне в усугублённом виде: подавляющее большинство новых квартир по-прежнему не пригодно для проживания в них семьи нескольких взрослых поколений, что является генератором множества социальных проблем: безнадзорности детей и одинокой старости, в частности. Плотность населения в таких районах чрезмерно высока, и это имеет следствием биологическую и культурную деградацию населения в преемственности поколений.

Поскольку главная потребность общества ныне — восстановить систематическое общение миллионов людей с природой, то в городах, чьё существование в качестве промышленных центров и транспортных узлов функционально оправдано, многоэтажное строительство может иметь только одну цель: сократить в черте города площадь, занятую под строениями, чтобы природные ландшафты и биоценозы интегрировать в городскую среду. При этом преобладающий тип квартир должен обеспечивать жизнь семьи нескольких взрослых поколений.

В поселениях с населением в пределах нескольких десятков тысяч человек ресурсы страны позволяют обеспечить застройку преимущественно усадебного типа. Это имело место в большинстве деревень, сёл, посёлков и городов до начала эпохи индустриализации и массового оттока населения из сельской местности в промышленные центры. В поселениях такого типа природные ландшафты могут быть в пределах получасовой доступности. Однако и усадебная застройка усадебной застройке — рознь, т.е. не всякая усадебная застройка может обеспечить решение названных выше задач модернизации.

На рисунке ниже представлена реконструкция имения Гонаровых По-лотняный завод по состоянию на начало XIX в. В излучине реки Суходрев — господский парк, фруктовый сад, оранжереи, конюшни, прочие хозяйственные постройки, барский трёхэтажный дом. При Екатерине II дом получил статус «дворца», а штат прислуги только в доме во времена экономического расцвета клана доходил до 90 дворовых, при этом годовой доход Гончаровых был порядка 1/15 бюджета Российской империи.

Прямоугольнички, тянущиеся полосой вдоль реки в верхней части рисунка, — усадьбы собственности Гончаровых: крепостных рабочих полотняного завода и бумагоделательной фабрики.

С того времени прошло порядка 200 лет. 150 лет прошло с тех пор, как было отменено крепостное право. Но до сих пор Полотняный завод (как и большинство других поселений, чья застройка сложилась под давлением крепостничества) представляет собой несколько улиц, застроенных домишками «в два окошка» в фасаде. Они слишком малы, чтобы обеспечить жизнь семьи в преемственности поколений, а это — главное требование к жилищу, если общество желает искоренить безнадзорность детей, массовую преступность, одиночество стариков.

 

Однако при проектировании и строительстве новых поселений в наши дни преобладает тот же тип застройки. Примером тому — жилой массив Новая Ижора [1] вблизи города Колпино неподалёку от Санкт-Петербурга.

Такова власть психологической инерции и отсутствия государственного разносторонне-комплексного подхода к вопросу о том, каким должно быть поселение, чтобы подавляющее большинство семей могли жить и работать в нём в преемственности поколений, не порождая проблем.

На фотографии ниже - дома в составе этого жилого массива.

По сути Новая Ижора — пример воспроизводства на основе строительных технологий наших дней принципов застройки, сложившихся под давлением крепостного права и предназначенной для рабов. Эти принципы не обеспечивают решения задачи перехода общества к здоровому образу жизни в гармонии с природной средой в преемственности поколений.

Образно говоря, Новая Ижора, это — всё та же большая коммуналка типа «воронья слободка», элементами которой являются не комнаты, а «коттеджи» общей площадью от 113 до 140 кв. м, расположенные на участках размером от 2,2 до 5,5 соток. Вопрос же о том, насколько месторасположение этого поселения и характер его застройки благоприятны для проживания в аспекте биоэнергетики, и какие работы надо провести для её улучшения, при разработке проекта, судя по всему, вообще не вставал: главным было обеспечить коммерческую эффективность. Но тот же тип застройки характерен и для «элитарных» коттеджных посёлков по всей России, с тою лишь разницей, что «коттеджи» в них подороже, чем в Новой Ижоре. И общая проблема таких поселений — в них невозможно обеспечить занятость населения.

В характере застройки выражается господствующая в обществе этика, и прежде всего — нравы и этика так называемой «элиты». И судя по показанному выше, постсоветская РФ совершила нравственно-этический регресс к уровню эпохи крепостного права. В частности, не прошло и 20 лет после отказа от социализма, и сенатор С. Пугачёв задекларировал доход за 2009 г. в 3 млрд. руб. Это эквивалентно тому, что он является собственником примерно 10 600 крепостных рабов. Т.е. рабовладение, утратив в 1861 г. в Российской империи обнажено беззастенчивый характер, в постсоветской России обрело характер финансовый, став юридически анонимным, поскольку простонародье — живёт в беспросветной бедности и нищете, будучи юридически полноправными гражданами.

Однако в тех регионах страны, где крепостного права не было и где самодурственное имперское чиновничество не особо «доставало» мужика, народ выработал иной тип застройки поселений. Для них характерны два качества:

• во-первых, жилище обеспечивает жизнь семьи нескольких взрослых поко-лений одним хозяйством (это при правильном воспитании подрастающих поколений автоматически снимает проблему безнадзорности детей и оди-нокой неблагоустроенной старости),
• во-вторых, расположение соседних усадеб таково, чтобы соседи «не дави-ли друг другу на психику», сохраняя при этом возможность быстрого обращения друг к другу по тем или иным хозяйственным или приятельским делам (достигалось это либо высокими заборами в случае плотной застройки либо удалением жилых домов друг от друга на расстояние порядка 50 — 100 метров и более в пределах поселения).

В качестве примера приведём фотографию дома, сохраняемого в архитектурном заповеднике Кижи (дом перенесён из деревни Ошевнево, где он был построен в 1876 для большой семьи крестьянина Нестора Максимовича Ошевнева).

Ещё один пример (фото ниже) — дом крестьянина-середняка, сохраняющийся в архитектурном заповеднике Малые Кореллы под Архангельском.

Оба дома в современном каталоге недвижимости именовались бы как «элитные коттеджи из отборных брёвен», хотя на момент постройки каждого из них они были в общем-то типичным жильём для больших семей типичных тружеников.

Конечно, в наши дни нет необходимости под одну крышу с жилым домом (как это делалось на Севере) заводить все те хозяйственные постройки, которые были нужны семье в прошлом. Тем не менее, требования, сложившиеся в регионах, где не было крепостного права и определяющие размеры семейного дома и площадь приусадебного участка, обладают непреходящей значимостью в силу неизменности биологических и психологических потребностей людей. И именно они позволяют понять, чем отличается архитектурная парадигма ландшафтно-усадебной урбанизации от застройки поселений по господствующему ныне повсеместно принципу достижения наивысшей коммерческой отдачи.

С проблемой несовместимости задач достижения предельной коммерче-ской эффективности застройки и решения социальных проблем сталкиваются все страны. Так, в [7] — статье, посвящённой семинару одного из ведущих европейских экспертов по жилищному строительству профессора Лондонской школы экономики Кристины Уайтхед, сообщается:

«Аналитики предупреждают, что эта мода (на дешёвое, запредельно коммерчески эффективное жильё: пояснение при цитировании — В.М.В.) может дорого обойтись: в результате образуются целые районы некачественного жилья, которые со временем станут очередными "гарлемами”. Но у застройщиков есть мощный заказчик — государство. Ему такие "конурки” выгодны: если их давать/продавать очередникам и льготникам, то можно и социальную норму в 18 кв. м на человека соблюсти, и отрапортовать о решении жилищных проблем. Довольны и получатели квартир: попробуйте объяснить офицеру, десяток лет проскитавшемуся по общежитиям, что его новенькая 60-метровая "трёшка” никуда не годится.
Стремление к дешевизне вызывает и другую тенденцию, с которой бо-рются в развитых странах, — субурбанизацию, или расползание города по пригородам, что чревато ростом инфраструктурных проблем. Этому есть примеры в подмосковных новостройках, а ещё больше — в новостройках под Питером, когда дело даже не в том, что бурно растущему пригороду не хватает детсадов, школ, больниц и пожарных депо, а в том, что он оказывается "в чистом поле” ещё и в социокультурном смысле. В результате маргинализация жителей идёт ускоренными темпами — и вот вчера ещё чистенький пригород становится местом, где не рекомендуется выходить вечером на улицу».

Выход из этого биосферно-социального тупика возможен только на основе концепции ландшафтно-усадебной урбанизации. Но переход к ней подразумевает отказ от господствующего ныне принципа «население — экономический ресурс» к иному принципу «экономика — для блага каждого человека» и соответственно требует перестройки всей социально-экономической политики государства (включая финансовую), законодательства, системы стандартов.